В. Легеза

Жаба


    Мишка  плакал всю ночь, маялся животом, кашлял, а к утру у него поднялась
температура.  На  работу  я,  конечно, не пошла. Позвонила начальнику отдела,
сказала,  что  ребенок  заболел. Тот посочувствовал, но не слишком и спросил,
как  долго  ребенок  собирается болеть. Что за дурацкий вопрос? На мне висели
два  срочных  проекта,  и  я  пообещала  заехать в офис в течение дня и взять
работу  домой.  Хорошо,  что  у  меня  в  квартире  стоит компьютер, и я могу
работать дома, когда Мишка нездоров. Иначе меня давно выперли бы с работы.

    Я  дала  сыну  жаропонижающее,  и  он  заснул.  Осторожно,  как  шпион, я
выскользнула  за  дверь,  стараясь  не разбудить его, и поехала на работу. На
обратном   пути   забежала   в   овощной  магазин  купить  свежих  фруктов  и
апельсинового сока. Рядом с овощным - зоомагазин. В витрине - ящик, в ящике -
клетчатый  зеленый матрасик, а на нем валяются котята. Целая гирлянда. Рыжие,
черные,  крапчатые.  Мне  ужасно  хотелось завести в доме кота. Без кошки для
меня  нет  ни  дома, ни уюта. Но нельзя - у Мишки аллергия. Поэтому на данном
жизненном  этапе  любовь  к  кошкам у меня - чисто платоническая. Может быть,
Мишка  "перерастет"  аллергию,  может  быть,  мы  переедем из нашего вонючего
"апартмента"   в  просторный  дом,  где  будет  достаточно  места  и  свежего
воздуха...  Но  все  это  будет,  когда,  по мишкиному выражению, "рак у меня
что-нибудь  свистнет",  а  пока  я  любовалась  котятами  сквозь пыльное окно
витрины, прижимая к животу кулек с яблоками и бутылку сока.

    Стояла долго, минут пятнадцать. Замерзла. Холодный ветер задувал под юбку
и  кусал  ноги.  Понимала,  что  нужно  ехать  к Мишке, что он уже, наверное,
проснулся.  Но  не  могла оторваться. Наконец решилась - зайду на две минуты,
только поглажу и спрошу для приличия, сколько стоит вон тот рыженький пузатый
котенок с белой манишкой.

   Когда я вошла в магазин, звякнул жиденьким звонком колокольчик над дверью.
Бородатый продавец улыбнулся мне из-за прилавка (он чем-то напоминал Бармалея
из   детской  книжки.)  Мы  немного  поговорили  о  котятах.  Рыжий  оказался
породистой  бестией  и  стоил  триста пятьдесят долларов. Я погладила его и с
чистой  совестью  призналась,  что  у  меня  нет  таких денег. Продавец хитро
улыбнулся и предложил мне молодого хорька, который стоил только сто десять. Я
вежливо  отказалась  от  хорька,  похожего  на  длинную  волосатую  колбасу с
бандитской мордой.

   Но Бармалей не сдавался. Он вышел из-за прилавка, доверительно прикоснулся
к моему рукаву и спросил, есть ли у меня дети. Узнав, что у меня десятилетний
сын,  он  разразился  комплиментами,  как  я молодо выгляжу, он никогда бы не
подумал,  что  у меня такой большой мальчик. Наверное, он появился, когда мне
было  десять  лет.  Продавец  захихикал  над  своей остротой. Насмеявшись, он
предложил  купить  за  двадцатку моему "бамбино" бородавчатую ящерицу-игуану,
один  вид  которой поверг меня в ужас. Я боком начала пробираться к двери, но
Бармалей  как  бы случайно оказался между мной и выходом. Он устремил на меня
свои  итальянские  глаза  и  задушевным  голосом  оперного  баритона  пропел:
"Порадуйте  своего  больного  ребенка, купите ему жабу. Всего три доллара. Он
лежит  дома  такой  грустный  и  слабый.  А вы придете к нему с подарком. Все
мальчики  любят  жаб. Я сам был когда-то маленьким, и жабы были моими лучшими
друзьями. Купите жабу, не пожалеете!"

    Как  по  волшебству,  в  его руке оказалась стеклянная, обвязанная марлей
банка  с  пятнистой приветливой жабой. Жаба глядела на меня темными глазами с
итальянским  разрезом  и улыбалась. Я не могла устоять перед напором двойного
обаяния.  Вытащила  из кармана три мятых зеленых бумажки (сдача из овощного),
сунула  банку  в  кулек с яблоками и побежала домой по раскисшему ноябрьскому
снегу.

                              * * *

    Как  и  предполагал Бармалей-итальянец, жаба Мишке очень понравилась. Мой
сын,   увлекающийся   биологией,   сообщил,   что   это   -   самец  какой-то
южно-американской  жабьей  породы,  и  дал ему имя Ханс. Через несколько дней
Ханс  совсем  освоился  в  нашей квартире и бодро прыгал по всем комнатам. За
обедом  (по  мишкиному  требованию) Ханс сидел за столом на отдельном стуле и
жрал  зеленый  салат  и  тертую  морковку из голубой сервизной тарелки. Когда
Мишка  играл с компьютером, Ханс, умащиваясь рядом с ним, внимательно смотрел
на  экран  немигающими  выпученными  глазами. Мишка почему-то очень смущался,
когда  я  заставала  их вдвоем перед компьютером. Но у меня не было времени с
этим разбираться. Меня совершенно завалили работой. Я сидела над проектами до
поздней ночи и все выходные напролет.

    В воскресенье я завозилась со стиркой и уборкой, и короткий туманный день
пролетел  незаметно.  За  работу  смогла  сесть только поздно вечером, уложив
Мишку.  Мне  смертельно  хотелось  спать,  но нужно было непременно закончить
проект.  Ханс  сидел  рядом,  неодобрительно  глядя, как я бестолку колочу по
клавишам.  К  двенадцати  ночи  мои  глаза  стали  горячими  и  красными, как
недожаренные  тефтели,  и начали вылезать из орбит. Проект застрял на мертвой
точке, но я уже ничего не соображала. Не выключая компьютер, я пошла в ванну,
промыла  глаза  холодной  водой.  Немного полегчало. Сварила кофе и присела к
кухонному  столу,  прихлебывая  горячий  напиток  и бессмысленно рассматривая
узоры  на  липкой  синей  клеенке. Предстояла бессонная ночь, а за ней полный
рабочий  день  и  вечер,  насыщенный мишкиными капризами, мытьем посуды и еще
один незаконченный проект...

    Я очнулась от стрекотания принтера - печатающего устройства, соединенного
с  моим  компьютером. Проклятие! Наверное, Ханс прыгнул на клавиши и запустил
его в действие. Опрокидывая стулья, я ринулась в комнату. Ханс сидел, разинув
рот  перед  экраном, а из принтера вылезали один за другим мелко напечатанные
листки.  Сколько  бумаги  перепортил!  Я автоматически сложила напечатанное в
стопку,  укоризненно  глядя  на  Ханса.  Назвала  его мерзкой жабой и разными
другими нелестными именами, но он только улыбался. Я перевела взгляд на пачку
бумаги.   Передо   мной   лежал   мой   проект  -  законченный,  оформленный,
напечатанный.

                              * * *

    Весь следующий день я провела в глубоком раздумье. Не развлекла меня даже
похвала  начальника,  что я решила поставленную в проекте задачу оригинально,
изящно  и  экономично (если так и дальше пойдет, то мне прибавят зарплату). К
вечеру я решилась поговорить с Хансом начистоту.

    Когда  я  пришла домой, Мишка и Ханс играли на компьютере в "Тетрис". Это
было ясно, как божий день. Мишка смутился и поспешно прикрыл Ханса тетрадкой.
Я  строго  отослала  Мишку делать уроки. Сняла тетрадку и уставилась на Ханса
(жаба как жаба!). А он на меня. Наконец, Ханс понял, что ему не отвертеться и
первым нарушил молчание. Начал он с комплиментов, пытаясь ко мне подлизаться.

    -  Ты  же  умная,  образованная  женщина с широким кругозором! Литературу
всякую   читаешь,  фантастику.  Ну  что  тут  особенного  -  интеллектуальная
говорящая  жаба?  В  природе возможны всякие аномалии. Экстрасенсы, например,
перевоплощения-реинкарнации или пришельцы...

   - Не морочь мне голову. Ты кто - пришелец или перевоплощенец?

    -  Как  тебе сказать... - замялся Ханс. - Это несколько сложнее. Я боюсь,
что не смогу объяснить. Ну вот, помнишь сказку братьев Гримм о принце-жабе?

    -  Ты  хочешь сказать, что превратишься в прекрасного принца, если я тебя
поцелую?

    Ханс  издал  какой-то  неопределенный  звук, нечто среднее между кашлем и
фырканьем.  Мне  показалось,  что  идея  с  поцелуем не вызвала в нем особого
энтузиазма.  Это  меня  серьезно  обеспокоило.  Уж  если жаба не находит меня
достаточно  привлекательной,  до  чего  же  я докатилась? Но Ханс развеял мои
сомнения.

   - Ты все воспринимаешь слишком буквально, я это так, для примера сказал, в
чисто  интеллектуальном  и  эмоциональном  плане. Жабы превращаются в принцев
только  в  сказках. Ты же знаешь закон сохранения материи. Сама подумай - как
из такой маленькой жабы может получиться целый принц?

    Я вынуждена была согласиться. Ханс еще долго рассуждал о сознании, духе и
материи,  перемещении  в  пространстве  и  времени, многослойной реальности с
вероятностями  параллельных  событий,  но  я,  честно говоря, так ничего и не
поняла.  Кроме  того,  меня  отвлекали  мысли  об  ужине,  который предстояло
приготовить,  мишкиных  не  сделанных  уроках,  и  новом  вельветовом платье,
нуждавшемся   в  мелких  переделках.  В  конце  концов  я  махнула  рукой  на
пространные  объяснения  Ханса  (все  равно  ни  черта  не  понимаю) и решила
принимать  жизнь  такой,  как  она  есть.  Раз уж так случилось, будем жить с
интеллектуальной жабой. И впоследствии я никогда не жалела о своем решении.

   С тех пор как Ханс появился в нашей квартире, все изменилось. Мишка больше
не  жаловался  на  скуку  и  одиночество.  Ханс  помогал ему с уроками, умело
используя  компьютерную  информационную  сеть. В свободное время они играли в
разные игры. Ханс избавил меня от хождения за покупками, заказывая продукты и
разную  мелочь  через  электронный  сервис  "Гороховый  стручок", связанный с
супермаркетом.  Он  составлял  для  нас  с  Мишкой  программу  развлечений на
выходные  дни  -  кино, музеи, короткие туристические поездки. Правда, будучи
жабой,  он  много места не занимал. Возили мы его в пластиковой, с дырочками,
коробке для салата. Ханс старался вести себя прилично и не привлекать лишнего
внимания. Один только раз он оплошал на выставке художника Дега - расквакался
от восторга.

    С  его  помощью  я  перешла  на  другую  работу. Ханс нашел по компьютеру
объявление   о  приеме,  послал  заявление-резюме  от  моего  имени,  умница,
подготовил  меня к собеседованию. И потом помогал мне с проектами, так что на
меня не могли нахвалиться на новом месте.

    Когда  у  меня  выдавался  свободный  вечер, мы всей семьей собирались за
кухонным столом. Я пила кофе, Мишка - молоко, а Ханс чавкал яблочным пюре, до
которого  он был большой охотник. Начавкавшись вволю, он начинал рассказывать
забавные   истории   из  жизни  в  зоомагазине.  Для  жабы  он  был  неплохим
рассказчиком,  хотя  часто  повторялся.  Особенно  мне  нравилась  история  о
говорящем кролике.

   На самом деле кролик был самый обыкновенный, рыжий и длинноухий. Клетка, в
которой  он  жил,  стояла  возле  фанерной  перегородки, отделявшей помещение
магазина  от  маленькой  хозяйственной  подсобки. Когда-то над клеткой висела
лампа. Потом лампу сняли, и в перегородке осталась круглая дырочка, величиной
с  цент.  В  магазине  подрабатывал  в  это  время студент-биолог. Однажды он
сортировал какие-то коробки в подсобке и от нечего делать заглянул в дырочку,
чтобы  посмотреть,  что  делается  в магазине. Он увидел маленького мальчика,
который стоял перед клеткой и с интересом рассматривал кролика.

   - Здласвуй, клолик! Как позиваес? - зашепелявил малыш.

   - Хорошо поживаю! - ответил студент кроличьим голосом из-за перегородки. -
А  ты  бы, мальчик вместо того, чтобы пялиться на меня, как дурак, дал бы мне
морковку. Думаешь, очень весело сидеть вот так в клетке целый день?

    Студент  не успел развить дальше мысль, как мальчик повернулся и убежал к
маме с криком: "Мам, иди сюда сколее. Клолик говолит!!"

     Мама  пожурила  мальчика  за  крик  и  сказала,  что  кролики  не  умеют
разговаривать.   Нехорошо  обманывать  старших!  Мальчик  очень  обиделся  и,
превозмогая страх, опять вернулся к кролику.

    - Ну, где моя морковка? - услышал он, - и зачем ты звал маму? Разве ты не
знаешь,  что  кроликам  нельзя  разговаривать  со взрослыми? Только с детьми.
Уходи, глупый мальчик, и без морковки не возвращайся!

    Неизвестно,  о  чем  говорил после этого мальчик со своей мамой. Они тихо
вышли  из  зоомагазина,  вернулись  через  пятнадцать минут с большим кульком
самой лучшей очищенной моркови и почтительно положили его рядом с кроликом.

    Студент  рассказал  об  этом  другим молодым продавцам, и долго еще среди
детей   рыжий   кролик   пользовался  необычайной  популярностью.  Он  охотно
разговаривал  с малышами, когда поблизости не было никого из взрослых. Только
говорил кролик, постоянно меняя акцент, то с китайским, то с мексиканским, то
с русским, в зависимости от того, кто работал в этот день в магазине.

    Мишка  весело  хохотал,  слушая о кролике. Ханс, довольный успехом своего
повествования,   квакал   и   прыгал   по  столу,  опрокидывая  чашки.  Потом
успокаивался  и начинал философствовать: "Самыми загадочными животными в этом
магазине  были,  конечно,  люди.  Одна  очень  милая  молодая  дама  выбирала
персидского  котенка  в  течении трех часов. Один казался ей слишком светлым,
другой  -  слишком  темным,  у  третьего  она  находила какой-то коричневатый
оттенок,  который ее не устраивал. Продавец совершенно измучился с нею. Через
три  часа дама заявила, что она придет выбирать котенка на следующей неделе и
принесет  образцы замши, которой обиты диваны в ее гостиной. Она хочет, чтобы
котенок  идеально  подходил  к  цвету  мебели... А вот послушайте, что было с
волосатой вьетнамской свиньей..." И Мишка замирал с открытым от восторга ртом
в ожидании новой захватывающей истории.

    Так  прошли зима и начало весны. А в конце мая зацвели вишни, и Ханс стал
задумчив.  Он  мог  целыми  часами сидеть на подоконнике, квакая на луну. Мне
тоже  не  спалось  темными  ночами.  Кваканье беспокоило меня, и на душе было
тревожно.  Однажды  я  подсела  к нему на подоконник, и между нами завязалась
дружеская  беседа.  Ханс,  оказывается,  много  читал.  Но  точка  зрения  на
литературу  у  него  была какая-то узкая. Он жаловался на дискриминацию - все
только о людях пишут, а о жабах - практически ничего.

    -  "Лягушка-путешественница" - интересная история, - рассуждал Ханс, - но
какая-то   незавершенная.  Хотелось  бы  развить  эту  тему  в  роман  (вроде
приключений  Гулливера).  Предрассудки опять же по отношению к земноводным. В
"Дюймовочке"   жабам   дана   очень  отрицательная  характеристика.  Сплошные
стереотипы.  Если  хотят  о  женщине  сказать, что она сварливая и уродливая,
непременно  называют  ее  жабой.  Вот  из тебя вышла бы очень привлекательная
жаба. Я говорю это в положительном смысле, как комплимент".

    -  Спасибо,  Ханс, за комплимент. Из тебя вышел бы хороший человек, может
быть, даже прекрасный принц, а я вышла бы за тебя замуж, - пошутила я.

   Но он воспринял мои слова вполне серьезно.

   - Ты не обижайся, но я бы не хотел превратиться в человека, даже если бы у
меня  была такая возможность. Семья, работа, дети, то да се... Быть человеком
-  это  большая ответственность. Ходить все время на задних лапах, выписывать
счета...  Но  если  ты  чувствуешь  себя  одинокой, я могу познакомить тебя с
подходящим  мужчиной.  Только  ты  должна  прислушиваться  к моим советам. Ты
совсем не разбираешься ни в людях, ни в жабах, как ребенок.

   Я посмеялась, но обещала слушаться его во всем.

    Вскоре  я  забыла  об  этом  разговоре,  но Ханс не бросал слов на ветер.
Несколько  вечеров  он  провел  за  компьютером,  сосредоточенно колотя всеми
четырьмя  лапками  по  клавиатуре. Даже похудел немного и перестал квакать на
луну.  Через компьютерный клуб "Форум Одиноких, но Любящих Сердец" он отобрал
троих  достойных,  по  его  мнению,  претендентов  и  даже  вступил  с ними в
компьютерную  переписку  от  моего  имени.  Сначала  я  возмутилась, но затем
любопытство  взяло  верх.  Я  согласилась  обсудить  с  Хансом  намеченные им
кандидатуры. К своей задаче Ханс отнесся со всей ответственностью. На каждого
кандидата  у  него  было  заведено  отдельное  досье  с подробными описаниями
внешности, напечатанное на принтере.

    Пока  я  изучала досье, Ханс поучал меня, прыгая по кухонному столу среди
неубранной после обеда посуды.

    -  За  полную  достоверность  информации  я не ручаюсь. Она предоставлена
самими  соискателями.  Люди  любят  приврать, особенно, когда речь идет об их
достоинствах   (совсем,  как  жабы).  Первое  свидание  следует  назначать  в
общественном  месте,  в  дневное  время,  потому  что всегда есть вероятность
напороться  на  какого-нибудь  маньяка.  В газетах такое пишут - просто ужас!
Болото,   а  не  общество!  Трясина!  Я,  конечно,  с  первого  взгляда  могу
определить, что это за человек...

   Но тут я запротестовала. Уж не собирается ли Ханс потребовать, чтобы я его
брала  на  свидания?  Ханс  промолчал и надулся. Когда Ханс надувался, за его
ушами  образовывались  два  огромных пузыря, и он становился вдвое толще, чем
обычно.  Комичное  зрелище! Но зная его чувствительность, я не позволила себе
даже  улыбнуться.  Пока  я  мыла  посуду,  он  дулся, но потом сменил гнев на
милость.    В    результате   мы   остановили   выбор   на   сорокапятилетнем
инженере-электрике.  Разведен,  имеет  свой дом в пригороде, собаку-овчарку и
взрослого  сына.  Худощавый, высокий, темноволосый. Глаза голубые. Увлекается
классической музыкой, теннисом и политикой. Любит итальянскую кухню и неплохо
готовит.

    Перед  свиданием  Ханс  потребовал, чтобы я показала ему, что я собираюсь
надеть.  Два платья им были забракованы, третье принято, но с условием, что я
надену  к  нему  другие  туфли и поменяю цвет помады. Ханс критически оглядел
меня, одобрительно квакнул и велел не задерживаться поздно.

    Электрик  мне  понравился.  Вопреки  опасениям  Ханса, он оказался именно
таким,  как  описывал  себя  -  высокий,  голубоглазый,  приятной наружности,
вежливый  и  мягкий  в  обращении. Я вернулась домой в прекрасном настроении.
Мишка смотрел телевизор, а Ханс скакал по кухне с озабоченным видом. Я начала
ему  рассказывать  о  встрече,  но он грубо прервал меня, заметив, что у него
других  забот  хватает и нет времени выслушивать всякие глупости. На нем весь
дом  держится, и Мишка, и покупки, и работа. Все его только эксплуатируют. Он
будет жаловаться в общество защиты животных! Ибо он трудится не покладая лап,
пока всякие другие бегают по свиданиям.

    Это  уже  была  явная наглость. Работала все-таки я, а не он. А уборка, а
стирка,  а  приготовление  еды?  У  меня  даже  дыхание  перехватило от такой
несправедливости. Впервые за три последних года на несколько часов отвлеклась
от  дома,  и  хозяйства  и  сразу истерика. Чтобы не продолжать бессмысленных
препирательств,  я  ушла  в  ванну,  но  Ханс  пошлепал  за  мной.  Он совсем
разбушевался.

    -  Со  мной  не  считаются  в этом доме, я вам не нужен. Меня не уважают,
игнорируют!  Тогда  верните  меня  в  зоомагазин!  Отдайте на съедение уткам!
Выпустите  меня  на  волю,  в  болото!  Я  хочу  вернуться  к истокам, к себе
подобным, на свою историческую родину!

    От  удивления  у меня даже обида прошла. Я попыталась его образумить, как
могла.

    -  Что  ты  собираешься  делать  в  болоте?  Там ни компьютера, ни свежих
фруктов,  которые  ты так любишь. Чем ты питаться будешь? Комаров ловить? Для
этого тренировка нужна. А зимой как? Замерзнешь.

    Но  Ханс  ничего  не  хотел  слушать.  Прошла  неделя.  Я  думала, что он
постепенно  успокоится, но Ханс упрямо стоял на своем: ему надоело жить среди
эгоистичных,  бесчувственных  и неблагодарных людей. Он хочет к жабам, в свою
родную  стихию.  Он  забросил хозяйство, не играл с Мишкой и со мной почти не
разговаривал.  В  доме  стало  грустно  и  неуютно, как всегда, когда в семье
нелады. Мишка тоже ходил скучный, да и у меня настроение резко испортилось.

    В выходные дни мы поехали в лес. Мишка держал на коленях банку с Хансом и
горько плакал. Ханс тоже выглядел печальным, но крепился и не показывал виду,
что  ему грустно с нами расставаться. Ехали долго, часа три. Сначала я хотела
выпустить  нашего  Ханса  в  пруд  в  ботаническом  саду,  если  ему  так  уж
приспичило,  а  через  несколько  дней  приехать  за  ним. Но Ханс настоял на
настоящем  болоте. Когда мы вышли из машины, над нами сразу зазвенели комары.
Один  впился  Мишке  в  щеку, и она тут же покраснела и вспухла. Было жарко и
душно.  От  заболоченного  пруда поднимались тяжелые испарения. Пахло тиной и
прелыми  прошлогодними  листьями.  Наши  ноги  увязали  в глинистой почве. Мы
остановились  у  зарослей  камыша.  В  кустах  пронзительно кричала невидимая
птица.  Мишка  поставил  банку  на  землю.  Ханс  выскочил на влажную траву и
немного  попрыгал,  разминая  лапки.  Он  посмотрел  на нас искоса и, квакнув
что-то  вроде  "Пока!",  поскакал к воде и скрылся в камышах. Мишка зарыдал в
голос,  и  у меня в глазах защипало. Мы смотрели на колеблемые ветром камыши,
пока у нас не зарябило в глазах.

   - Ну что, поехали домой? Комары нас совсем заедят, - сказала я.

   Мишка покачал головой:

    -  Давай  посидим здесь. Подумаешь, комары! Может быть, Ханс передумает и
вернется...

    Мы  уселись  на поваленное дерево и, отмахиваясь от насекомых, задумались
каждый о своем. Ханс вернулся через одиннадцать с половиной минут.

    - Я передумал, - заявил он, запрыгнув обратно в банку, - как вас оставить
на  произвол  судьбы, таких бестолковых... А тут еще какие-то аисты летают...
Кроме того, интеллектуальный уровень здешних жаб и лягушек чрезвычайно низок,
не  говоря  о  ящерицах. Я возвращаюсь на определенных условиях: во-первых, я
хочу  получить  персональный  компьютер;  во-вторых, фрукты для меня покупать
только  органически  выращенные  и химически чистые; предоставьте мне сносные
жилищные  условия  -  отдельный кабинет с аквариумом. Впрочем, мы это обсудим
позднее во всех подробностях. -

   Он критически оглядел меня и Мишку:

   - Что-то вы похудели, пока меня не было с вами...

   Я не стала ему напоминать, что он отсутствовал меньше четверти часа.

Текст из журнала Вестник, N1(182) 6 января, 1998 г.

Назад к списку рассказов Назад к списку рассказов