ГЛАВА IX
     Машина  Дока  подъехала  к  лаборатории.  Мак  с ребятами незаметно
следили  за тем, как Элен помогает Доку переносить в лабораторию мешки с
уловом.  Через  пять  минут  он уже шагал весь мокрый по куриной тропе к
ночлежке.  Штаны его намокли выше колен, там, где они просохли, белесыми
кольцами  выступала морская соль. Войдя в комнату, он тяжело опустился в
кресло-качалку  -  его  личная  собственность  -  и  стащил нога об ногу
хлюпающие кеды.
     -  Как  самочувствие Дока?- спросил Мак.
     -  Прекрасно,-  ответил  Элен.- Ни слова у него не поймешь. Знаете,
что он сказал про жуков-вонючек? Нет, лучше не буду говорить.
     -  Он  сегодня в хорошем настроении?- спросил  Мак.
     -  А как же,- сказал Элен.- Мы собрали двести или триста звезд. Док
очень доволен.
     - Не знаю. как лучше, всем нам пойти или мне одному?- спросил Мак и
сам же ответил:- Думаю, лучше пойти одному. Пойдем все вместе, получится
столпотворение.
     -  Это ты о чем? - спросил Элен.
     - У нас есть один план,- ответил Мак.- Я сейчас пойду к Доку. А вы,
ребятишки, оставайтесь здесь и жди- те меня. Я вернусь через три минуты.
     Мак  вышел  и  нетвердой  походкой  двинулся  по  куриной тропе. На
пустыре возле своего котла сидел на кирпиче мистер Мэллой.
     -  Как дела, Сэм?- приветствовал  его Мак.
     - Ничего.
     -  Как миссис Мэллой?
     -  Ничего,- опять ответил мистер Мэллой и прибавил: - Ты не знаешь,
каким клеем приклеивают материю к металлу?
     В  другой раз Мак не преминул бы вникнуть в эту проблему, но сейчас
он спешил и только коротко бросил:
     -  Не знаю.
     Миновав   пустырь,   он   перешел  улицу  и  не  мешкая  двинулся в
лабораторию.
     Док  был уже без шляпы, потому что голове здесь влага не угрожала -
разве  только  лопнет водопроводная труба. Он вынимал из мокрых насквозь
мешков морских заезд и раскладывал их на холодном, бетонном полу первого
этажа.  Их  лучи перепутались и даже кое-где завязались в узлы - морские
звезды  любят  к  чему-нибудь  прицепиться,  а  уже  целый  час они были
только  в  обществе друг дружки. Док раскладывал их длинными рядами. Они
медленно  расправлялись,  вытягивались, и вот уже на полу как по линейке
выстроились   шеренги  пятиконечных  звезд.  Док  работал  усердно,  его
каштановая  клинышком  бородка взмокла от пота. Услыхав шаги. Док бросил
на  вошедшего  взгляд,  и в глазах у него мелькнуло беспокойство. Нельзя
сказать,  что Мак всегда вносил в лабораторию какую-нибудь неприятность,
но что-то несомненно вносил.
     -  Как дела, Док? - спросил Мак.
     -  В  порядке,- ответил  Док  и внутренне  поежился.
     -  Слышали,  что  случилось с Филлис Мэй из "Медвежьего стяга"? Она
дала  пьяному  кулаком  в  зубы, и зуб застрял у нее в руке. Теперь рука
распухла  до  локтя.  Она показала мне зуб. Он оказался искусственным. А
что, Док, искусственные зубы ядовитые?
     -  Все,  что  выходит  из уст, ядовито для человека,- наставительно
ответил Док.- Врач смотрел руку?
     -  Привратник смотрел,- ответил Мак.
     -  Надо  отнести  ей  сульфамидный  препарат,- ответил Док, ожидая,
когда же грянет гром, он знал; Мак пришел неспроста. И Мак знал, что Док
знает это.
     - Док, вам сейчас нужна какая-нибудь живность? - спросил он.
     Док с облегчением вздохнул.
     - А что? - тем не менее спросил он с опаской.
     Мак  ответил открыто и доверительно:
     -  Я  вам  сейчас  объясню,  Док.  Нам  с ребятишками нужно позарез
заработать. Нужно, и все тут. Зачем? Причина хорошая, благородная.
     -  Рука Филлис Мэй?
     Мак чуть было не клюнул на эту приманку, но вовремя спохватился.
     - Нет, конечно,- сказал он.- Причина куда более важная. Девку ничто
не  может  убить.  Нет,  у  нас  совсем  другая  причина.  Мы с ребятами
прикинули,  может,  вам  сейчас  что-нибудь нужно. Мы наловим и немножко
заработаем.
     Дело  оказалось  самым  простым  и невинным. Док положил на пол еще
четыре звезды.
     -  Мне  нужно  сотни три-четыре лягушек,- сказал он.- Я бы и сам их
наловил,  но  сегодня  вечером  уезжаю  в  Ла-Джоллу.  Мне  надо поймать
несколько осьминожков, а завтра как раз хороший отлив.
     - Цена за лягушек та же? - спросил Мак.- Пять центов за штуку?
     -  Цена та же,- ответил Док.
     Мак  просиял.
     - Не волнуйтесь больше о лягушках. Док,- сказал он.- Мы вам наловим
лягушек. Выкиньте их из головы. Я знаю одно место на реке Кармел, там их
видимо-невидимо.
     - Ну и отлично. Возьму всех, что наловите. Но мне нужно сотни три.
     -  Перестаньте  и думать о лягушках. Спите спокойно. Вы их получите
семь-восемь сотен.
     Сняв  с  Дока  заботу о лягушках. Мак, однако, впал в какую-то свою
заботу. Во всяком случае, по его лицу явно пробежало облачко.
     -  Док,-  сказал  он,-  нельзя  ли  на вашей машине доехать до того
места?
     -  Нельзя,-  сказал  Док.-  Я же тебе сказал, сегодня вечером еду в
Ла-Джоллу, мне надо успеть к завтрашнему отливу.
     -  Ах  да,-  разочарованно  протянул Мак.- Ладно. Забудьте об этом,
Док. Может, Ли Чонг даст нам свой старый фордик.
     Тут по лицу его опять пробежало облачко.
     - Док,- сказал он,- раз договор есть, не ссудите ли два-три доллара
на бензин? У Ли Чонга просить бензин бесполезно.
     -  Не ссужу,- ответил Док. Он уже раз попался на эту удочку. Как-то
Гай  обещал  наловить  черепах;  условились,  что  он отправится за ними
через  полмесяца.  Док заплатил ему вперед. А через неделю жена посадила
Гая в тюрьму. И деньги пропали, и черепах Док не увидел.
     -  Ну  тогда  мы, наверное, не сможем поехать,- печально проговорил
Мак.
     А  Доку лягушки и впрямь были нужны. Он стал прикидывать в уме, как
обернуть дело честным бизнесом, а не филантропией.
     -  Знаешь,  как  мы  поступим?  - сказал он.- Я дам тебе записку на
заправочную   станцию,   где  всегда  заправляюсь.  И  там  тебе  нальют
бензина. Десять галлонов хватит?
     - Конечно,- опять просиял Мак.- Здорово придумано. Мы с ребятишками
завтра пораньше и отчалим. Вернетесь, вас будет ждать море лягушек.
     Док  подошел  к  конторке и набросал несколько слов Рыжему Уильяму,
своему  приятелю-заправщику.  По  ней  Маку  полагалось  получить десять
галлонов бензина.
     -  Держи,-  протянул он записку.
     -  Док,- осклабился во всю ширь лица Мак,- можешь сегодня спать, ни
о  чем  не думая. Все будет в полном ажуре.- Даже в ночных горшках будут
квакать лягушки.
     С  этими  словами  Мак  поспешил  домой.  Док  смотрел ему вслед, и
смутная  тревога  не  покидала  его. Отношения его с компанией Мака были
всегда  полны неожиданностей, но лично ему очень редко приносили пользу.
Он  вспомнил с сокрушением, как однажды Мак продал ему пятнадцать котов,
а  вечером к нему нагрянули их хозяева и всех пятнадцать забрали. "Мак,-
спросил  он  тогда,-  почему были только коты?" "Док,- ответил ему Мак,-
это  мое  изобретение.  Но  с вами я, конечно, поделюсь, по- тому что вы
настоящий друг. Все очень просто. Делаешь из проволоки ловушку, а вместо
приманки  сажаешь  туда...  эту  самую...  кошку.  Таким  способом можно
отловить всех котов страны".
     Выйдя  за  порог  лаборатории,  Мак  пересек  улицу  и вошел сквозь
бамбуковую  штору  в лавку Ли Чонга. Миссис Ли на мясном прилавке резала
ветчину.  Кузина  Ли  подправляла  чуть  привядшие  кочаны  салата,  как
подправляет   девушка   слегка  развившиеся  локоны.  На  большой  груде
апельсинов  сладко  спал  кот.  Ли Чонг стоял по обыкновению за табачной
стойкой  спиной  к  полкам  со  спиртным. Увидев вошедшего Мака, он чуть
быстрее забарабанил пальцами по резиновой подушечке.
     Мак  приступил к делу без околичностей.
     -  Ли,-  начал  он,-  у  Дока проблема. Он получил из нью-йоркского
музея заказ на большую партию лягушек. Для Дока это очень важно. Дело не
только  в  деньгах,  получить такой заказ - большая честь. А Док, как на
грех,  едет  завтра  в  Ла-Джоллу.  И  мы  с ребятами решили ему помочь.
По-моему,  люди  всегда  должны приходить на помощь друг другу. А помочь
такому  человеку, как Док,- просто наша обязанность. Бьюсь об заклад, он
тратит в этой лавке не меньше семи-десяти долларов в месяц.
     Ли  Чонг  настороженно  молчал.  Его толстые, как сардельки, пальцы
перестали   барабанить,   а   только  слегка  подрагивали,  как  хвост у
недовольной кошки.
     И тут Мак сделал главный ход.
     -  Ты  не  дашь  нам  свой старый фордик съездить на реку Кармел за
лягушками для Дока, нашего славного старины Дока?
     Ли  Чонг торжествующе улыбнулся.
     -  Фолдик  не  лаботает,- сказал он,- совсем сломался. Это был удар
ниже  пояса.  Но  Мак  очень  быстро  оправился  от  него. Он положил на
стекло записку Дока заправщику.
     -  Гляди,-  сказал он.- Доку очень нужны лягушки. По этой записке я
получу десять галлонов бензина. Я не могу подвести Дока. Ты ведь знаешь,
какой  механик  Гай.  На  все сто. Он починит твой фордик. Так ты уж дай
нам его.
     Ли  закинул  назад голову, чтобы сквозь очки поглядеть на Мака. Как
будто  подвоха  нет.  Фордик и правда не работает. Гай и правда отличный
механик,  а  записка  насчет бензина - бесспорное доказательство честной
игры.
     -   Вы  надолго собилаетесь ехать? - спросил он.
     -   Может,  на полдня, может, на день. Как получится.
     И  все-таки  на  душе  у Ли Чонга кошки скребли. Однако выхода нет.
Придется рискнуть. А что риск был - Ли знал наверняка.
     -   Холбсо, белите,- сказал он.
     -  Вот  и  ладненько,-  обрадовался  Мак.-  Я был уверен, Док может
всегда  на тебя рассчитывать. Сейчас же пошлю Гая чинить автомобиль,- он
уже  повернулся к выходу, но как будто что-то вспомнил и опять обратился
к  Ли  Чонгу: - Док платит пять центов за лягушку. А наловим мы ему семь
или восемь сотен. Не дашь в счет будущих денег пинту Старой тенисовки?
     -  Не дам,- сказал Ли Чонг.

**************************************************************************
ГЛАВА XV

     Когда  ребята  подошли  к  фермерскому  дому. Мак был уже на кухне.
Собака  лежала  на боку, а Мак держал на клеще тряпочку, густо смоченную
горькой  солью. Между ее ног копошились крупные, толстые щенки, тыкались
в шерсть носами, ища соски, а сука глядела в лицо Маку, как будто хотела
сказать:  "Видишь  вот,  как  оно?  Я  ему  пыталась объяснить, но он не
понимает".
     Капитан держал лампу и смотрел на Мака.
     - Как здорово! Теперь я знаю, что делать с клещами,- сказал он.
     -  Не  хотел бы вмешиваться в ваши дела,- сказал Мак,- но щенят уже
пора прикармливать. У нее мало молока, и щенята просто растерзают ее.
     -  Знаю,-  ответил капитан.- Наверное, надо было оставить одного, а
других  утопить.  Но  я  так  занят  хозяйством.  Теперь  мало кто любит
охотничьих  собак,  то  есть  с которыми охотятся на дичь. Заводят одних
пуделей, боксеров да доберманов-пинчеров.
     -  Да,-  согласился  Мак.- А по-моему, лучше пойнтера собак нет. Не
знаю, что случилось с людьми. Но ведь вы не станете их топить, сэр?
     -  О-хо-хо,-  вздохнул капитан.- Моя жена ударилась в политику, и у
меня  голова  кругом.  Ее  избрали в Ассамблею от нашего округа, а между
сессиями  она  ездит  с лекциями. Когда она дома, она все время читает и
составляет законы.
     -   Как,  однако,  гнусно...  то  есть  я  хотел  сказать,  грустно
одиночество,- сказал Мак и, взяв в руки барахтающегося тупорылого щенка,
прибавил:  -  Бьюсь  об  заклад,  я  смог  бы  вырастить из такого щенка
отличную суку. Я, знаете ли, держу только сук.
     -  Вы  хотите  взять  одного  щенка?  - спросил капитан. Мак поднял
голову.
     - А вы могли бы дать мне его? Господи, вот было бы счастье.
     -  Берите  любого,-  сказал  капитан.- Сейчас мало кто знает толк в
пойнтерах.
     Ребята  стояли  на  кухне  и бегло обозревали кухню. Было ясно, что
хозяйка  в  отлучке  -  открытые консервные банки, сковородка с кружевам
белка,  оставшегося от яичницы, хлебные крошки на столе, открытый ящичек
с дробью на хлебном коробе - все вопияло об отсутствии женщины; белые же
занавески,  застланные бумагой полки, два маленьких полотенца на вешалке
говорили  о  том,  что вообще-то в доме женщина есть. Подсознательно все
были   рады,  что  эта  женщина  сейчас  отсутствует.  Женщины,  которые
застилают  полки  бумагой  и  вешают  на  кухне  два полотенчика, питают
инстинктивное  недоверие  и  неприязнь  к  людям,  подобным  Маку  и его
друзьям.  Эти  женщины  знают, что от таких исходит самая большая угроза
домашнему  очагу, так как они стоят за свободу, праздность, приятельство
и  созерцание  в  противовес  аккуратности, порядку и приличию. Они были
рады, что хозяйки не было.
     Мало-помалу  капитан  стал  проникаться  убеждением,  что  эти люди
появились здесь, чтобы оказывать ему благодеяние. Он уже не хотел, чтобы
они очистили его владения. И он неуверенно спросил:
     - Может, ребятки, выпьете немного для согрева перед охотой?
     Ребятки  поглядели  на  Мака.  Мак нахмурился, как будто соображал,
достойно ли принять подобное предложение.
     -  Мы  взяли  за  правило,- сказал он,- ни капли спиртного во время
научной  работы.-  И  тут  же прибавил, испугавшись, что его слова будут
приняты  за чистую монету.- Но видя ваше искреннее расположение, я лично
не откажусь пропустить по маленькой. А ребята пусть решают сами.
     Ребята  решили, что и они не прочь пропустить по маленькой. Капитан
взял  фонарик  и  спустился  в  погреб.  Было слышно, как он двигает там
что-то  тяжелое; поднялся он наверх, держа в руках пятигаллонный дубовый
бочонок. Поставил его на стол и сказал:
     -  Когда  был  сухой  закон,  я  сделал из кукурузы немного виски и
спрятал  его.  А  сейчас  подумал,  не  попробовать  ли,  как оно у меня
получилось.  Виски довольно старое. Я совсем забыл про него. Дело в том,
что моя жена...
     Капитан  не  закончил  фразы,  было  ясно,  что  ребята поняли его.
Капитан выбил из бочонка дубовую пробку и снял с полки, покрытой бумагой
с  фестонами,  стаканы  на  всю  братию.  Нелегкое  дело налить в стакан
немножко  виски  из  пятигаллонного бочонка. И каждый получил полстакана
прозрачной   коричневой  влаги.  Вежливо  подо-  ждали  капитана,  хором
воскликнули  "со  знакомством"  и  поднесли стаканы к губам. Проглотили,
прищелкнули  языками,  облизнули  губы,  и  в  глазах появилось неземное
выражение.  Мак  заглянул  в  стакан  и  точно  увидел  на дне священные
письмена; возвел глаза к небу и, глубоко вздохнув, произнес:
     - Слов нет...-опять вздохнул и прибавил:- Ничего лучшего в жизни не
пробовал.
     Капитан был явно польщен. Глаза его вперились в бочонок.
     -  А  ведь правда неплохо,- сказал он.- Как вы думаете, не отведать
ли еще чуть-чуть?
     - Разве самую малость,- согласился Мак.- Только не лучше ли сначала
отлить в кувшин. А то еще расплещется.
     По какому делу попали сюда, вспомнили только часа через два.
     Пруд  был  прямоугольный  -  пятьдесят  футов в ширину, семьдесят в
длину и в глубину четыре фута. Берега его заросли густой, мягкой травой,
вода  в  пруд  текла  из  реки  по большой канаве, а с другой стороны по
нескольким  канавкам  устремлялась  в  сад.  Лягушки  там  были,  прорва
лягушек.   Их   кваканье  заполонило  ночь,  они  стрекотали,  верещали,
булькали,   гремели.   Они  воспевали  месяц,  звезды,  колыхание  трав.
Рассыпались   любовными   руладами,  бросали  вызов  соперникам...  Люди
тихонько  подкрадывались во тьме. Капитан нес почти полный кувшин виски.
Охотники  сжимали  в  руке  по  стакану.  Капитан  дал каждому исправный
фонарик.  Хьюги  с  Джонсом  несли  мешки из дерюги. Вот уже пруд совсем
близко.  И  тут наконец лягушки услышали их. Только что воздух гремел от
лягушачьих  трелей,  и  вдруг  воцарилась глубокая тишина. Мак, ребята и
капитан  сели  на  траву последний раз хлебнуть самую малость и обсудить
план кампании. План отличался размахом и смелостью.
     Люди  и  лягушки  не  первое  тысячелетие  живут бок о бок; и люди,
должно  быть,  неоднократно  охотились  на лягушек. За этот немалый срок
сложились  неписаные  правила  охоты. Человек, вооруженный сетью, луком,
копьем  или  ружьем,  неслышно,  как  ему  кажется,  ползет  к лягушкам.
Согласно  правилам, лягушки сидят тихо, тихо и ждут. Ждут до последнего.
За  долю  секунды  до того, как брошена сеть, пущено копье, нажат курок,
лягушки  хором  бултыхаются  в  воду  и плывут на дно, уповая на то, что
человек  уйдет. Так было всегда. И лягушки надеются, что так оно будет и
впредь.  Случалось,  конечно,  что  сеть  падала  слишком  быстро, копье
попадало  в  цель,  ружье  не  давало  осечки, и какой-то бедной лягушке
приходил   конец.  На  это  лягушки  не  обижались:  ведь  охота  велась
по-честному,  а  на  охоте  смерть  в  порядке  вещей.  И  наши  лягушки
представить  себе  не  могли, какое коварство задумал против них Мак. Не
могли  вообразить  размеров  надвигающейся  катастрофы.  В  ночной  тиши
вспыхнули  фонарики,  затопали  ноги, завопил не своим голосом невидимый
противник.  Лягушки, как одна, бултыхнулись в воду и без памяти пошли на
дно.  Тогда  враги,  построившись  цепью,  вступили  в воду; они топали,
прыгали,  плясали,  баламутили  воду  и неотвратимо продвигались вперед.
Лягушки в панике покинули укромные закутки на дне и бросились удирать от
этих  ножищ,  а  ножищи  наступали!  Лягушки - отличные пловцы, но у них
совсем   нет  терпения.  Они  плыли  вперед,  плыли,  пока  передние  не
наткнулись на берег. Началось столпотворение, задние напирали и лезли на
передних. А охотники были уже совсем близко; тогда несколько обезумевших
лягушек повернули назад, навстречу явной гибели, но между но - о чудо! -
оказались  просветы,  лягушки  ринулись в них и спаслись! Большинство же
решило  навсегда  покинуть  родной  пруд  и отправиться на поиски нового
жилья, нового отечества, где подобные безобразия немыслимы. Отчаявшиеся,
возмущенные  до  глубины  души  лягушки - большие и маленькие, зеленые и
бурые,  лягушки-дяди  и  лягушки-тети  волна за волной выплескивались на
берег,  прыгали,  спотыкались,  ползли,  путались в траве, задевали друг
друга,  маленькие  вскакивали  на  больших.  И  тут - ужас, кошмар! - их
настиг  свет  фонариков.  Двое мужчин нагнулись и стали собирать их, как
клубнику  с грядки. Тем временем вражеская цепь вышла из воды и отрезала
отступление.  Теперь  уже  собирали  лягушек,  как выкопанный картофель.
Десяток  за  десятком  падали они в разверстые мешки. И скоро мешки были
полны  обессилевших,  перепуганных, утративших иллюзии квакушек, мокрых,
несчастных,  всхлипывающих.  Кое-кому  все  же  удалось спастись, да и в
пруду  осталось  десятка полтора. Но никогда еще в лягушачьей истории не
было  катастрофы  подобных масштабов. Считать их не считали, но было их,
наверное,  пять  или  шесть  сотен.  Довольный  Мак завязывал мешки. Все
промокли  до нитки, в воздухе уже повеяла предутренняя прохлада. И перед
тем  как  идти  домой,  выпили  еще  самую  малость - упаси бог схватить
простуду.
     Капитан  славно повеселился, как никогда в жизни. И чувствовал себя
в  долгу у Мака и его друзей. Немного позже в кухне вспыхнули занавески,
их  удалось  загасить  хозяйкиными  полотенчиками. Капитан просил гостей
из-за  этого не расстраиваться, он почел бы за честь, спали они весь его
дом.
     -   Моя   жена   замечательная  женщина,-  сказал  он  в  экстазе.-
Редкостная.  Ей  надо  было  родиться  мужчиной.  А если бы она родилась
мужчиной, я бы на ней не женился.
     Он  долго  смеялся  своей  шутке,  три или четыре раза повторил ее,
чтобы  не забыть сказать приятелям, пусть посмеются. Налил полный кувшин
виски  и  дал  Маку.  Как  бы  ему  хотелось  жить  с ними в Королевской
ночлежке!  Он  уверен, что и его жена полюбила бы Мака и его друзей, они
обязательно  должны  познакомиться.  В  конце  концов  он уснул на полу,
примостив  голову  среди  щенят.  Мак  с  ребятами выпили по маленькой и
задумчиво поглядели на него.
     -  Он  ведь  дал  мне  этот  кувшин,  правда?- сказал Мак.- Вы ведь
слышали?
     - Конечно, дал,- подтвердил Эдди.- Я сам слышал.
     - И подарил мне щенка?
     - Да. Сказал, бери любого. Мы все слышали. А что?
     - Я никогда не воровал у пьяного. И не собираюсь начинать сегодня,-
ответил  Мак.-  Нам  пора  выметаться  отсюда.  Ему  лихо  будет,  когда
проснется.  И во всем виноваты мы. Не хочу дольше здесь оставаться.- Мак
обвел глазами обгоревшие занавески, пол, на котором блестели лужи, не то
щенячьи,  не  то от пролитого виски, плиту с потеками застывшего свиного
жира.  Подошел  к  щенкам, внимательно осмотрел каждого, пощупал костяк,
лапы,  заглянул  в  глаза, проверил челюсти и выбрал красивую, пятнистую
сучку в бурым носиком и чудесными, изжелта- карими главами.
     - Иди ко мне, девочка,- сказал он.
     Задули  лампу  во избежание пожара. Когда вышли из дома, уже начало
светать.
     - Удачная поездка, лучшей у меня в жизни не было,- заметил Мак.- Но
что будет, когда вернется его жена! Меня от этой мысли бросает в жар.
     Щенок заскулил у него на руках, и он сунул его за па зуху.
     -  Мировой  он  парень,-  продолжал  Мак.-  Конечно,  если  сумеешь
расположить его к себе.
     И они поспешили к тому месту, где их ждал фордик.
     -  Только  не  забывайте, что все это мы делаем для Дока,- прибавил
немного  погодя Мак.- Судя по тому, как идет Дело, Док, пожалуй, родился
в рубашке.

************************************************************************
ГЛАВА XX



     Еще  до  полудня  фордик с победой вернулся домой в Консервный Ряд;
перепрыгнул  сточную  канаву, скрипя преодолел заросший травой пустырь и
благополучно  встал  на  свое  место на задворках лавки Ли Чонга. Ребята
поставили  передние  колеса  на  подставки,  слили  оставшийся  бензин в
пятигаллонную  банку, взяли своих лягушек и побрели усталые к себе домой
в  Королевскую  ночлежку.  После  чего  Мак  отправился с церемониальным
визитом к Ли Чонгу, а ребята стали растапливать свою удивительную плиту.
Мак  с  достоинством  поблагодарил  Ли Чонга и рассказал, какой успешной
оказалась поездка - они наловили и привезли сотни лягушек. Ли застенчиво
улыбался, опасаясь неизбежного.
     - Мы теперь богачи,- с жаром произнес Мак.- Док платит пятицентовик
за лягушку, а у нас их около тыщи.
     Ли кивнул. Кто станет спорить. Цена стандартная.
     -  Дока  сейчас нет,- продолжал Мак.- Вот он будет счастлив, увидев
этих лягушек.
     Ли  опять  кивнул.  Он  знал,  что  Дока нет, и знал, куда клонится
разговор.
     -  Между  прочим,-  сказал  Мак, как будто его только что осенило,-
сейчас мы не при деньгах.
     Тон его предполагал, что не при деньгах они по чистой случайности.
     - Виски нет,- сказал улыбаясь Ли.
     Мак даже обиделся.
     -  При  чем  тут  виски?  У  нас есть галлон прекрасного, отличного
виски.  Целый  галлон,  черт  возьми,  через край льется. Между прочим,-
добавил он,- мы будем рады, если ты к нам зайдешь, отведаешь. Ребята мне
наказали пригласить тебя.
     Ли,  довольный,  вопреки  себе,  улыбнулся. Не будь у них виски, не
стали бы звать.
     -  Дело  не в этом,- продолжал Мак.- Скажу тебе напрямик. Мы сейчас
на  мели, а очень хочется есть. Лягушки идут двадцать на доллар. Док еще
не  вернулся,  а у нас животы подвело. Мы что тебе предлагаем - двадцать
пять на доллар. Чистой прибыли у тебя пять лягушек. И все счастливы.
     - Нет,-  сказал Ли,- денег нету.
     -  Ах  ты  черт.  Нам  нужно  всего-навсего  немного  еды. Мы хотим
угостить  Дока,  когда  он  приедет. Виски у нас хватит, нужно несколько
отбивных  и  тому подобное. Док - славный парень. Черт, помнишь, у твоей
жены болел зуб? Кто дал ей настойку опия?
     Это  был  удар  ниже  пояса.  Ли  был  должником  Дока,  давним его
должником.  Но  одного  Ли  не  мог понять, сколько ни старался, при чем
здесь Мак, почему из-за этого он ему должен открыть кредит.
     -   И  обойдемся  без  всякого  заклада,-  продолжал  Мак.-  Просто
передадим  тебе  из  рук в руки по двадцать пять лягушек за каждый пакет
еды  стоимостью  в  доллар.  И  если хочешь, приходи на ужин, который мы
устроим для Дока.
     Осторожный  Ли  обнюхивал  предложение,  как мышонок обнюхивает все
уголки  в  кладовке, где хранится сыр. Ничего плохого, кажется, нет. Все
законно.  Если  Доку  нужны  лягушки,  они  могут  сойти за валюту; цена
известная,  и  Ли  получал  даже  двойную выгоду. Во-первых, на доллар -
двадцать  пять лягушек, во-вторых, провизию Маку можно продать подороже.
Дело оставалось за одним - есть ли лягушки?
     - Пойдем покажешь лягушек,- предложил Ли.
     У дверей Королевской ночлежки он отведал виски, увидел мокрые мешки
с  лягушками,  заглянул  в них и согласился на сделку с одним условием -
мертвыми  лягушками  не  расплачиваться. Мак отсчитал пятьдесят лягушек,
пустил  их  в  банку  и вернулся вместе с Ли в лавку, где получил бекон,
яйца и хлеб на два доллара.
     Предвидя  бойкую  торговлю,  Ли  принес  большой  упаковочный ящик,
поставил его в овощном отделе и вытряхнул туда пятьдесят лягушек, покрыв
ящик мокрым мешком, чтобы его подопечным было уютнее.
     И   торговля   действительно   пошла   бойко.   Зашел  Эдди,  купил
жевательного  табаку  на две лягушки. Джонс захотел выпить кока-колы и с
возмущением   узнал,  что  цена  выросла  с  одной  лягушки  до  двух. К
негодованию  ребят,  вечером цены подскочили на все. Отбивные, например,
даже  самые  лучшие,  которые  должны  были  стоить самое большее десять
лягушек  за  фунт, стоили уже двенадцать с половиной. А консервированные
персики, даже страшно сказать, стоили восемь лягушек банка. Ли Чонг взял
покупателей  за  глотку. Он был уверен, что и Холман, и магазин "Дешевые
вещи"  откажутся принимать в уплату этот новый вид денежных знаков. Если
ребятам нужны отбивные, что ж, платить придется цену, назначенную Ли. Но
особенно  все  возмутились, когда Элену, уже давно мечтавшему о шелковых
желтых  нарукавниках,  было  сказано, что или он выложит за них тридцать
пять  лягушек,  или  пусть идет торгуется куда-нибудь в другое место. Яд
алчности  начал  отравлять  честное, невинное и достойное всякой похвалы
коммерческое   соглашение.  Недовольство  накапливалось,  но  и  лягушки
накапливались в упаковочном ящике Ли Чонга.
     Это  недовольство  однако  не  так  уж  сильно  влияло  на душевное
равновесие  Мака  и  ребят,-  ведь  люди  они  были не меркантильные. Их
радость  мерялась  не  количеством  проданного  товара, их самооценка не
зависела  от  величины  банковского вклада, а в любимых женщинах они уж,
конечно,  искали  не  богатства.  Разумеется,  они  были  недовольны Ли,
который,  видно,  решил  их  разорить,  но  в  желудках  у них покоилась
двухдолларовая  яичница  с  беконом, пропитанная снизу и сверху отличным
старым  виски.  К  тому же они сидели в своих собственных креслах у себя
дома  и  смотрели,  как Милочка учится лакать консервированное молоко из
консервной банки. Надо сказать, что Милочке на редкость повезло, ибо эти
пятеро  мужчин  имели  пять различных точек зрения на воспитание собак и
споры  доходили  до  таких  баталий,  что  Милочка осталась на всю жизнь
невоспитанной  собакой;  но  зато с первых дней проявила незаурядный ум.
Она  ложилась  спать к тому, кто последний угостил ее лакомством. Ребята
ради  нее  опускались  даже  до  воровства.  Они  ласкали и голубили се,
стараясь  перещеголять  друг друга. Время от времени они заявляли в один
голос,  что  дальше  так  продолжаться не может, что Милочку надо учить,
затевался  педагогический  спор  и  благие  намерения сами собой куда-то
девались.  Они  обожали  ее,  лужицы,  которые  она  оставляла  на полу,
приводили  их в восхищение. Они прожужжали приятелям все уши, расписывая
ее  ум  и  другие достоинства; они бы, наверное, закормили ее до смерти,
если  бы  у  Милочки  было  столько  же  здравого  смысла,  сколько у ее
обожателей.
     Джонс  сделал  ей гнездышко внутри часов, но Милочка никогда там не
спала.  Она  забиралась  в  постель  то  к од ному, то к другому, как ей
заблагорассудится.  Она жевала одеяла, рвала матрасы, выпускала перья из
подушек.  Она  кокетничала  со  своими хозяевами и стравливала их друг с
другом.  Они говорили, что она восхитительна. Мак решил дрессировать ее
и выступать с ней на эстраде, но не сумел даже приучить ее проситься.
     Так  они  сидели  под вечер у себя дома, переваривая яичницу, куря,
разглагольствуя  и  время от времени отхлебывая из кувшина виски. Каждый
раз  они  говорили при этом, что выпьют только один глоточек, ведь виски
для Дока. Этого нельзя забывать ни на миг.
     - Как вы думаете, в каком часу вернется Док? - спросил Эдди.
     Он  обычно  возвращается  из  поездки  часиков  в  восемь, девять,-
ответил  Мак.-  Интересно,  когда  лучше отдать ему это виски? Наверное,
лучше всего сегодня вечером.
     -  Да, конечно,- согласились все.
     -  А вдруг он очень устанет с дороги?- предположил Элен.- По-моему,
лучше пойти к нему завтра. Дорога-то дальняя.
     -  Черт,  самый  лучший  отдых - хорошая вечеринка,- сказал Джонс.-
Помню,  я  однажды  так  устал,  с  ног  падал.  Посидел  с  друзьями, и
усталость как рукой сняло.
     -  Надо  все  хорошенько  обмозговать,- сказал Джонс.- Где мы будем
угощать Дока, здесь?
     -  Док  очень  любит  музыку.  У  него  когда гости, всег да играют
пластинки. Может, устроить ужин у него?
     -  В этом, между прочим, что-то есть,- заметил Мак.- Но хотелось бы
устроить  сюрприз. И чтоб была вечеринка, а не просто сунуть этот кувшин
с виски.
     -  А  может,  повесить всякие украшения? - предложил Хьюги.- Как на
Четвертое  июля  или  канун  Дня  всех  святых  ``4  июля  - национальный
праздник,  День  независимости США. Канун Дня всех святых празднуется 31
октября.''.
     Мак разинул рот, взгляд устремился в пространство.
     -  Хьюги,-  сказал  он,-  в  твоих словах есть смысл. Никогда бы не
подумал, что ты способен такое придумать. Ты просто гений.
     Голос его зазвенел, глазам виделась чудесная картина.
     -  Только  вообразите,- сказал он,- Док подъезжает к дому. Он очень
устал.  Он  весь  день  за  рулем. Вдруг видит - окна в лаборатории ярко
освещены.  Он  думает, к нему влезли. Поднимается по лестнице. И что же?
Весь  дом  красиво украшен: гофрированная бумага, ленты и большой пирог.
"Боже,-  говорит  он,-  вечеринка, да не просто вечеринка, а потрясающий
праздник".  Мы,  конечно,  спрячемся. Док смотрит и не может понять, кто
это  сделал. И тут мы все с криком выскакиваем. Только вообразите, какое
у него будет лицо. Нет, правда, Хьюги, как ты до этого додумался?
     Хьюги  покраснел.  Честно  говоря,  его идея была куда скромнее, он
просто  вспомнил Новый год у "Ла Иды"; но если уж на то пошло, почему бы
и не приписать себе честь этой выдумки.
    -  Да  так как-то. Подумал - будет неплохо.
     - Действительно, неплохо,- согласился Мак.- И знаешь что, когда Док
придет в себя, я скажу ему, кто все это придумал.
     Откинулись  в  креслах  и  стали мечтать. Разукрашенная лаборатория
Дока представлялась им в виде оранжереи отеля "Дель Монте". Еще пару раз
приложились  к  кувшину, чтобы сильнее прочувствовать великолепие своего
плана.
     Лавка Ли Чонга была по части товара уникальным торговым заведением.
Большинство  магазинов  запасается  черно-желтой  гофрированной бумагой,
черными  бумажными  котами  и  тыквами  из  папье-маше  в октябре. Перед
кануном  Дня  всех  святых  торговля идет полным ходом, а на другой день
всей  этой  мишуры  точно  и  не было. Может, удается все распродать, а,
может,  остатки  просто выбрасывают; но, скажем, в июне товар этот нигде
не  купишь.  То же и с Четвертым июля; в январе не найдешь ни флагов, ни
материи  для  них,  ни  ракет для фейерверка. Исчезло все с прилавков, и
никто не знает куда. А вот лавка Ли Чонга - счастливое исключение. Еще в
ноябре  здесь можно купить все ко дню Св. Валентина; трилистник, топорик
и  бумажные  вишневые  деревья  -  в  августе.``День  Св.  Валентина - 14
февраля.  Трилистник покупают ко дню Св. Патрика (17 октября), топорик с
вишневыми деревьями ко дню Джорджа Вашингтона (22 февраля).''
     У  Ли  Чонга  имелись  шутихи, которые он раздобыл еще в 1920 году.
Где  он  хранил  запасы  в таком тесном помещении - его профессиональная
тайиа.  Он торговал купальными костюмами, купленными в те времена, когда
в  моде  были  длинные  юбки,  черные  чулки и шелковые головные платки.
Были  у  него велосипедные зажимы для брюк, челноки для плетения кружев,
наборы  для  игры в маджонг, значки со словами "Помним Майн", вымпелы из
фетра,   выпущенные   в   честь   "Боба-бойца",  сувениры  международной
Тихоокеанской   выставки   в   Панаме  1915  года-маленькие  башенки  из
драгоценных   камней.  Торговое  дело  Ли  Чонга  отличалось  еще  одной
особенностью.  Он никогда не устраивал распродаж, никогда не снижал цен,
никогда не продавал остатков по дешевке. Товар, стоивший тридцать центов
в  1912 году, стоил столько же и сейчас, хотя кое-кому могло показаться,
что мыши и моль сделали свое дело и качество слегка ухудшилось. Однако о
снижении цены не могло быть и речи. Так что если вам вздумалось устроить
в  лаборатории  Дока  нечто среднее между веселыми сатурналиями и пышным
чествованием,  то  идите  за покупками только к Ли Чонгу. Мак с ребятами
знали это, но Мак сказал:
     -  А  где  нам  взять  большой  пирог?  У Ли Чонга продаются только
пирожные.
     Хьюги, вдохновленный недавним успехом, опять внес предложение.
     -  Пусть  Эдди  испечет торт,- сказал он.- Он ведь когда-то работал
поваром в Сан-Карлосе.
     Предложение  было  встречено  с  таким восторгом, что Эдди пришлось
признаться, что тортов он в жизни не пек.
     Мак внес в разговор о торте сентиментальную нотку.
     -  Доку  было бы очень приятно,- сказал он.- Домашний торт - это не
какой-нибудь вонючий покупной. В домашний торт душу вкладываешь.
     Чем ближе к вечеру, тем меньше оставалось виски и тем сильнее ребят
разбирал  азарт.  То  и  дело  кто-нибудь  бежал  к Ли Чонгу. Один мешок
опустел,  зато  в  ящике  Ли  становилось все многолюднее. К шести часам
виски  был  прикончен, перешли на тенисовку, платя за бутылку пятнадцать
лягушек.  На  полу  уже  высилась  гора гофрированной бумаги, из которой
можно было наделать украшений для всех нынешних и забытых праздников.
     Эдди  следил за огнем в плите как мать-наседка. Он пек в тазу торт.
Рецепт торта взяли с банки фритюра, фирма гарантировала кулинарам полный
успех.  Но  торт  с  самого начала повел себя очень странно. Когда тесто
было  готово,  оно  вдруг  запыхтело и стало корчиться, как будто внутри
извивались  змеи,  и  когда  его  посадили в духовку, на нем стал дуться
пузырь;  достиг размеров бейсбольного мяча, натянулся, заблестел и вдруг
с  шипением  лопнул.  На  поверхности торта образовался глубокий кратер,
Эдди  сделал  еще  немного  теста  и  заполнил  дыру.  На  этом странное
поведение  торта не кончилось: низ скоро начал гореть и дымиться черным,
а  верх  вздымался  и опадал как резиновый, то и дело постреливая. Когда
Эдди  поставил  его  остывать, он напоминал собой одну из миниатюр Белли
Геддеса, изображавшую поверхность лавы, рябую, как лицо, изрытое оспой.
     Этому  торту  явно  не  повезло:  пока ребята украшали лабораторию,
Милочка  выела  из  него,  что  могла,  потом  ее  тут же вырвало, и она
улеглась спать прямо на теплое еще тесто.
     А  Мак  с  ребятами  взяли  гофрированную  бумагу,  маски, палки от
половых  щеток  и  тыквы  из  папье-маше, красные, белые и синие ленты и
двинулись  через  пустырь  и  улицу  к  лаборатории. Остатки лягушек они
истратили  на  кварту Старой тенисовки и два галлона вина, цена которого
сорок девять центов бутылка.
     - Док любит вино,- сказал Мак.- Думаю, он любит вино больше виски.
     Док  никогда  не  запирал лабораторию. У него была теория, что если
кто  захочет  к нему влезть, он влезет, не смотря на запоры, что человек
по  природе  своей  честен, а главное - в лаборатории было мало того, на
что   позарился   бы  простой  смертный.  Ценными  вещами  были  книги и
пластинки,  хирургические  инструменты, оптические стекла и все в том же
духе  -  словом,  то, на что уважающий себя взломщик смотреть не станет.
Применительно  к ворам, грабителям и клептоманам эта теория работала, но
Док  не  учитывал  друзей.  Книги  у него часто зачитывались; вернувшись
домой,  он  не  находил ни одной банки бобов, но зато мог найти у себя в
постели нежданного гостя.
     Украшения сваливали в кладовку, и вдруг Мак остановил ребят.
     -  Что может особенно порадовать Дока? - спросил он.
     - Вечеринка! - сказал Элен.
     - Нет,-  помотал головой Мак.
     -  Украшения,-  предположил  Хьюги,  он  чувствовал  за  них особую
ответственность.
     -  Нет,-  опять сказал Мак.- Лягушки,- вот что должно по-настоящему
обрадовать  Дока.  А  ведь  может случиться, что к его приезду Ли запрет
лавку  и Док увидит лягушек не раньше утра. Нет, нет и нет! - воскликнул
Мак.-   Лягушки   этим  вечером  должны  быть  здесь,  посреди  комнаты,
завязанные лентой с надписью: "Милости просим домой. Док".
     К  Ли  была  тотчас  отправлена  делегация,  которая  встретилась с
решительным  сопротивлением.  Чего  только  не  было пущено в ход, чтобы
победить   подозрительность  Ли...  Ему  напомнили,  что  он  сам  будет
присутствовать  на  вечеринке  и,  значит,  лягушки не выйдут из-под его
контроля,  его  уверяли, что никто никогда не посягнет на его имущество.
Мак  написал бумагу, официально подтверждающую, что Ли законный владелец
лягушек - на случай, если кто вздумает претендовать на них.
     Когда  протесты  Ли  стали  слабеть, ребята взяли ящик с лягушками,
отнесли  в  лабораторию,  обвязали его красными, белыми и синими лентами
и  положили  на  него открытку, где йодом было выведено сочиненное Маком
приветствие;  и  начались декоративные работы. Виски был к этому времени
выпито,  и  потому  настроение  у  всех  был  праздничное.  Под потолком
крест-накрест  развесили  гофрированную  бумагу, тыквы взгромоздили куда
повыше
     Скоро  к веселью присоединились случайные прохожие раз такое дело -
сгоняли к Ли, принесли еще спиртного
     Явился  и  сам  Ли  Чонг,  но  у  него,  как известно, был слабоват
желудок;  его  вырвало,  и  ему  пришлось удалиться домой. В одиннадцать
изжарили отбивные и съели
     Кто-то   полез   смотреть  пластинки,  нашел  альбом  Куин-Бейси, и
знаменитый  проигрыватель  загремел  на весь околоток. Шум был слышен от
доков до "Ла Иды".
     Несколько   клиентов   "Медвежьего   стяга",  решив,  что  Западная
биологическая  -  конкурирующее заведение, вопя от восторга, ринулись на
приступ.  Возмущенные  хозяева  отразили  нападение,  битва была долгая,
самозабвенная  и  кровавая; слетела с петли входная дверь, и было выбито
два  окна. Разбилось, к сожалению, несколько банок. И еще Элен по дороге
из  кухни  в туалет опрокинул на себя сковороду с горячим жиром и сильно
обжегся.
     В  час тридцать по полуночи в лабораторию зашел пьяный и отпустил в
адрес  Дока  замечание, показавшееся оскорбительным. Мак нанес ему удар,
который  до сих пор помнят и обсуждают. Пьяный оторвался от пола, описал
в  воздухе  дугу  и  приземлился прямо на ящик с лягушками. Кто-то хотел
сменить пластинку, уронил нечаянно звукосниматель и игла сломалась.
     Никто  никогда не изучал психологию умирающего веселья. Вначале оно
может   быть   бурным,   ревущим,  неистовым;  затем  наступает  нервная
лихорадка,  затем  шум  стихает  и очень, очень быстро веселье испускает
дух;  гости  расходятся  кто  куда  -  спать,  домой, в какое-нибудь еще
злачное место, оставив позади себя бездыханный труп.
     В  лаборатории  везде  горел яркий свет; входная дверь болталась на
одной  петле.  Пол усыпан осколками стекла. Всюду разбросаны пластинки -
одни  разбиты,  другие  только в зазубринах. Тарелки с застывшим жиром и
косточками   отбивных  валялись  на  полу,  под  кроватью,  а  некоторые
вознеслись  на  самый  верх  книжных полок. Стопки печально опрокинулись
набок.  Кто-то,  видно, пытался залезть на полки, уронил целую секцию, и
книги  рассыпались  по  полу, заглянув в глаза смерти. Все было кончено,
катастрофа произошла.
     Сквозь  пролом  из ящика выпрыгнула лягушка, села, замерла - нет ли
опасности;  тут  же  выпрыгнула  вторая, села рядом. Но чуяли они только
свежий,  влажный,  прохладный воздух, лившийся в комнату через сорванную
дверь  и  разбитые  окна.  Одна  из  них  сидела  на открытке с надписью
"Милости  просим  домой,  Док". Посидев немного, обе лягушки скромненько
запрыгали к двери.
     Какое-то время по ступенькам на улицу катился, прыгая и завихряясь,
поток  лягушек.  Какое-то  время  Консервный  Ряд  был переполнен, кишел
лягушками.  Такси,  привезшее  в  "Медвежий  стяг"  припоздавших гостей,
раздавило  на  улице  пять бедных квакуш. Но к утру все лягушки исчезли.
Одни  нашли  сточную канаву, другие поскакали вверх по холму в ближайший
водоем,  третьи  обрели  прибежище  в  дренажных  трубах;  еще несколько
десятков попряталось на пустыре.
     А в окнах лаборатории ярко и сиротливо горел свет.

---

Назад к списку рассказов